Седун. Коми народная сказка

Седун.  Коми народная сказка

Седун


Коми народная сказка

 

 

У крестьянина было три сына. Старший — Василий, средний — Федор, третий, самый младший, Седун, Так назвали его за то, что он с печи не слезал, все сидел там да сухую глину колупал. А двое старших братьев не глупые, не умные, не ленивые, не работящие, не поймешь какие.


  Они, бывало, над Седуном смеялись:
  — Слезай с печки да ползи на коленях, погуляешь, па красных девушек поглядишь. А Седун в ответ:
  — Не хочу я девушками любоваться. Ни к чему мне это.
  Так и сидел Седун, а тут беда случилась. Отец заболел и перед смертью позвал к себе сыновей.
  И завещал три ночи по очереди приходить к нему на могилу.
  — Приходите все,— сказал отец.— Сначала Василий, потом Федор, потом и ты, Седун.
  Ну, отец умер, похоронили его. Наступил вечер. Пора идти на могилу старшему сыну.


  Страшно стало Василию и стал он просить Седуна:
  — Может, ты пойдешь? Я куплю тебе за это красную рубаху.
  — А, что же, пойду,— отвечает Седун.— Красная рубаха мне нравится. Была б у меня такая, я бы не сидел на печке.
  Слез с печки. Живо собрался и на коленях пополз. Закутался в тулуп, сел на могилу и задремал... В полночь слышит отцовский голос:
  — Кто тут?
  — Это я — Седун.
  — Ну, за это я подарю тебе коня.
  Открыл глаза Седун, что такое? По небу ясный месяц плывет, по земле гнедой конь бежит, и глухо, глухо издалека голос отца доносится: «Не простой подарок взял сынок, придет время и братья тебе позавидуют. Если влезешь ты в левое ухо коня, то из правого выйдешь красавцем».


Голос умолк. Взял Седун под уздцы гнедого коня, отвел его к лесному ручью, вернулся домой и ни слова братьям не сказал о том, что с ним приключилось.
  Вторая ночь наступает, надо идти на кладбище среднему брату Федору, а его оторопь взяла. Просит он Седуна:
  — Седун, не пойдешь ли ты за меня, я сошью тебе за это сафьяновые сапоги.
  — Пойду,— отвечает Седун.— Я потому сроду никуда в люди не выхожу, что разутый. Как обуюсь, пойду гулять.
  Вечером Седун на отцовскую могилу пополз. Опять он там заночевал. Вдруг в полночь слышит отцовский голос:
  — Кто тут?
  — Это я — Седун.


  Открыл глаза Седун, что такое? По небу ясный месяц плывет, по земле серый конь бежит, и слышится голос отца: «Не простой ты подарок взял, сынок... Если влезешь ты в правое ухо коня, то из левого вылезешь силачом».
  Голос умолк.
  Седун взял серого коня под уздцы, отвел к ручью. Сам вернулся домой и ни слова не сказал братьям о том, что с ним приключилось.
Наступила третья ночь, надо самому Седуну идти на кладбище. Седун на коленях пополз туда.
  И опять он задремал на отцовской могиле. А в полночь открыл глаза Седун. За тучей плывет золотой месяц, по земле бежит вороной, златогривый конь, и слышится голос отца: «Ой, сынок, это всем коням — конь! Он станет летать ясным соколом по небу, рыскать серым волком по земле и тебе поможет добыть счастье и славу».


  Седун опять отвел коня в чащу и домой воротился.
  А той стороной правил царь, у него было три дочери: Марья, Василиса и Марпида. Царевны подросли, стали выбирать женихов. Царь дал девушкам шелковые платки. У одной красивый, синий, у другой — желтый, еще красивее, а у самой младшей, Марпиды-царевны, самый красивый, ярко-красный — горит как огонь. Ну, наутро повесили на крыше терема синий платок старшей дочери.
  — Кто,— говорят,— его достанет, тот будет женихом царевны.
  Эта весть по всему царству летит. Со всех сторон люди конные и пешие собираются. Василий и Федор, оба холостые, тоже отправились доставать платок. Стал Седун просить:
  — Братцы не возьмете ли и меня с собой? Пусть вы не купили мне ни красной рубашки, ни сафьяновых сапог, я в старом пойду.
  Братья только смеются.


  — Молчи, дурак, куда ты пойдешь, сиди на печи.
  Потом запрягли худенькую клячу, сели в сани и уехали. Братья уехали к царевне, а Седун пополз к лесному ручью. Кликнул он первого коня. Затряслась земля, прибежал конь. Седун, как велел ему отец, влез в конское ухо. В одном ухе парился-мылся, во втором одевался-обувался и вышел раскрасавцем.
  Вскочил на гнедого коня и поскакал.
  Перегнал он братьев: недалеко они отъехали. Загляделись они на доброго молодца, да разглядеть не успели. А Седун уже далеко впереди. Подлетел он к царскому терему на коне, выше кровли подпрыгнул, чуть-чуть синий платок не достал, и на царевну через окошечко глянул:
  — Не та!— говорит.
  Люди вокруг удивляются на молодца. Никто не знает, кто он и откуда.
  — Смотри,— говорят,— мог бы взять платок, а не берет.


  Седун вернулся домой, а братья все еще едут. Наконец, добрались. А Седун уже на печи сидит. Лицо платком завязал, одежду спрятал, а коня к ручью угнал.
  — Ну, братья, что слышали, что видели возле терема?— спрашивает Седун у братьев.
  — Ничего не видели,— говорят они.— Только видели красавца на коне, он на царевну поглядел, а платка не взял. Синий платок схватил заморский королевич.
  Назавтра средняя дочь подняла над теремом свой желтый платок. Василий с Федором опять говорят;
  — Сходим и мы, может, сегодня платок достанем. Седун опять стал проситься: «Возьмите меня!» Братья посмеялись:
  — Молчи, куда ты пойдешь, лежи на печи, знай.


  Потом запрягли свою клячу и поехали. А Седун слез с печи, пошел в дубраву, кликнул другого коня, серого. В одно ухо влез. Мылся-парился, в другом одевался-обувался, силы набрался. Теперь он стал не только раскрасавцем, но и силачом-молодцом. Вскочил на коня и помчался. Вскоре он перегнал братьев и домчался до златоверхого терема, разогнал коня, подскочил к самому окошку, где царевна сидела. Поглядел на нее:
  — Не та,— говорит.
  И не взял желтого платка. Люди удивляются:
  — Вот какой, мог взять платок и не взял!


  Платок схватил какой-то князь. Вернулся Седун домой, коня угнал к ручью, одежду спрятал, лицо завязал. Ни о чем братья не догадались.
На третий день красный платок над теремом подняла Марпида-царевна, младшая сестра. Люди собрались со всего царства, вес желали достать платок красавицы-царевны.
  Братья говорят:
  — Сходим и мы, может, сегодня достанем. Седун опять просится:
  — Сегодня уж не останусь, тоже пойду. Вышел и первым сел в сани. Братья посмеялись, поругали его, но он не вылез из саней.
  — Ну ладно,— согласились братья. Довезли Седуна до ручья и выкинули его из саней. Смеялись, смеялись до упаду и уехали, а Седун остался.
  — Ну,— говорит Седун,— и то хорошо, что до ручья довезли.


  Кликнул он третьего коня, вороного, златогривого. Прибежал конь-огонь. Седун в одно ухо влез, попарился-
помылся, в другом оделся-обулся. Он уже был красавцем и силачом, а теперь ума-разума набрался. Вскочил на коня и полетел, перегнал братьев, толкнул их сани, Василий и Федор на снег вывалились.
  — Никак,— говорят,— зимой гром прогремел.
  Примчался Седун к царскому терему. Разогнал коня, тот подскочил выше терема, потом уж опустился, глянул Седун в окно на царевну и закричал:
  — Та, та самая,— и схватил красный платок Марпиды.


  — Ой, ловите, ловите,— кричат люди.— Кто это такой? Платок схватил.
А как поймаешь Седуна! Над головами людей летят конь и всадник! На обратном пути Седун опять обогнал братьев. Когда же вернулись и они, Седун уже на печи, лицо завязано. Конь в лесу.
  — Завтра, Седун, вместе поедем к царю,— говорят братья.
  — Ну,— отвечает Седун,— и меня что ли приглашали?
  — Завтра,— смеются братья,— все должны придти, и даже слепые и безногие со всего царства. Царские дочери будут искать в толпе своих женихов.
  — Ладно, пойду,— молвил Седун.— А вы мне скажите, что с вами сегодня приключилось. Заохали братья.
  — Эх,— отвечают.— Зимой гром гремучий прогремел, нас с розвальней скинул.
  — Сидели бы дома, как я, лучше б было.


  Ну, переночевали они, утром на рассвете Федор проснулся: «Что это, думает, такое, горит что ли? Не пожар ли в избе?»
А это кончик красного платка высунулся из-за пазухи Седуна.
  Седун скорей обратно сунул кончик алого платка,братья встали, видят, что пожара нет, пламени нет.
  Как совсем рассвело, Федор и Василий запрягли клячу, взяли с собой Седуна и вместе поехали к царю.
  Со всех концов туда собрались люди, кто может и не может, слепой и хромой, бедный и богатый,— все тут.
  К полудню никого дома не осталось.
  И Седун в толпе. Лицо завязано, на коленях ползет. Люди глядят на Седуна и головами качают: «Этого зачем привели, ведь он — сразу видно — не жених!
  А царь отвечает:
  — Нет, все должны придти сюда! И царь подал старшей дочери стакан вина. Велел обойти всех людей:
  — У кого увидишь свой синий платок, того вином угости, потом веди за стол, садись с ним рядом, он твоим женихом будет.

 

  Старшая дочь стала обходить гостей, вскоре увидела заморского королевича, который держал синий платок.
  — Батя,— говорит Марья,— я нашла себе жениха.
  Угостила королевича вином и села с ним за стол рядышком.
  Отец подал стакан вина средней дочери Василисе-царевне. Так же, мол, гостей обойди, и у кого увидишь свой желтый платок, того угости и садись с ним рядом за стол. Он твой жених.
  Средняя дочь Василиса тоже скоро увидела князя, который держал желтый платок. Угостила его вином, села с ним за стол и говорит отцу:
  — Я нашла себе жениха!
  Теперь царь-отец посылает третью дочь, красавицу Марпиду-царевну, подает ей стакан вина и говорит: «Обойди и ты гостей, у кого заметишь красный платок, тот твоим женихом будет».

 

Пошла красавица-царевна... Вот обходит она ряды гостей. А из-за пазухи Седуна платок немного высунулся, самый уголок, что огонек. Марпиде царевне стыдно стало, что у такого человека ее платок оказался. Будто не заметила платочка, мимо прошла и ни с чем вернулась к отцу.
— Не сыскала я платка,— говорит. А царь-отец строго отвечает:
— Обойди гостей второй раз, все равно где-нибудь да свой платок увидишь, здесь он должен быть.
  Царевна опять обошла гостей, мимо Седуна прошла, но будто не заметила платка, хотя он теперь наполовину высунулся, принесла стакан вина обратно, поставила на стол.
  — Не нашла,— говорит,— отец, платка, не знаю даже, где он.
  А царь-отец еще пуще рассердился;
  — Неужели,— говорит,— не сыскала? Ты,— говорит,— обманываешь меня. Плохо, наверно, ищешь. Иди опять и без платка не возвращайся.


В третий раз девушка не стала уже обходить ряды гостей, знает, видела, у кого платок. Заплакала она. Прямо подошла к Седуну, угостила вином, и за стол рядом с ним села. Люди начали смеяться, шептаться:
  — Нашла?— спрашивает царь-отец, когда услышал смех.
  — Да, я нашла жениха!— говорит Марпида-царевна, сама головы поднять не смеет, стыдится.
  И отец поглядел на Седуна, опечалился, рукой махнул. «Может нам прогнать его потихоньку»,— думает.
  Посмотрела и царевна на жениха, испугалась было, как он на коленях ползет, лицо грязной тряпкой завязано, зато глаза синие, синие, точь-в-точь как у того богатыря, что сорвал с кровли терема красный платок. И полюбились Седуновы глаза красавице. Она и говорит отцу:


— Мой жених, хотя и неказист, а по сердцу мне. Не гони его!
  Услыхал эти слова царь-отец, разгневался так, что на него и глядеть страшно, а зятья — заморский королевич и богатый князь — глумятся над Седуном и меньшой царевной-красавицей, в огонь масла подбавляют.
  В тот же день три царские дочери вступили в брак. Но в честь свадьбы меньшей царевны отец не устроил пира. Приказал новобрачным жить в хлеву, кормить свиней и коров, а самим обедать на черной кухне. Зато в честь старших зятьев царь задал пир на весь мир. На пиру дошла до царя весть, что в лесу водится златорогая лань, царю захотелось ее получить. Подумал царь-отец и сказал зятьям:


  — Покажите себя, поймайте и приведите сюда златорогую лань. Кто ее поймает, тот и первым человеком будет считаться.
  Зятья согласились.
  Взяли веревки, ременные вожжи и пошли в дорогу. А Седун на черной кухне говорит своей жене-царевне:
  — Сходи к отцу, попроси водовозную лошадь, я тоже хочу лань поймать. Я ведь тоже царский зять.
Марпида-царевна передала отцу просьбу Седуна.
  — Отстань,— отвечает царь,— какую еще лошадь нужно Седуну, пусть лучше сидит дома, не смешит людей.
  А царица-мать и говорит:
  — Жаль что ли тебе кобылу-то, дай ему.


  Ну, царь дал, наконец, Седуну водовозную клячу, худая она, тощая, только кожа да кости. Седун приполз и задом сел на кобылу. Конец хвоста в зубы взял, ладонями хлопает, едет. А людей тут на пиру видимо-невидимо. Они в окна глядят, смеются над царским зятем.
  — Смотри, смотри,— кричат,— Седун-зять тоже поехал лань ловить и задом сел на лошадь. Уж он-то, наверно, поймает златорогую лань.
А Седун все дальше и дальше ехал, пока не добрался до ручья. Взял за хвост кобылу, встряхнул, мясо далеко отлетело, а в руках только шкура осталась. Потом он повесил шкуру на ветку и кликнул своего златогривого коня. В одно конское ухо вошел, помылся-попарился, в другом оделся, обулся и таким молодцом стал. Ох, какой сильный, красивый, разумный! Вскочил на коня, свояков перегнал.


  По дороге Седун рассказал коню, что он собрался охотиться на златорогую лань.
  Седун дальше помчался в лес да в поле, поймал златорогую лань и повез во дворец.
  А свояки все еще на охоту едут, как встретили Седуна, увидели лань на его седле, удивились:
  — Ты уже едешь с лова, а мы на лов!
  — Поздно,— отвечает Седун.— Я уже поймал златорогую лань.
  Принялись свояки уговаривать Седуна, что б он продал лань.
  — Хорошо,— отвечает Седун,— да я дорого запрошу. По большому пальцу с ноги отрежьте и дайте мне, я вам лань отдам.
  Свояки подумали, подумали, потом отрезали по большому пальцу, отдали молодцу.


  Седун дал им златорогую лань и уехал.
  А два свояка отправились к царю. Царю любо стало, еще больше зятьев угощает.
  Вот, мол, зятья, какую добычу принесли. Седун-то ведь тоже куда-то уехал, не видели ли?
  — Нет, не видели,— говорят зятья,— и наперебой хвастаются, как поймали златорогую лань.
  Когда-то и Седун вернулся. На коленях приполз. Лицо завязал. От ручья ему долго пришлось пешком брести. Он, бедняга, поймал с десяток ворон-сорок и тащит царю.
  — Нате,— говорит,— тесть-теща, гостинец привез — добычу свою.
  Много смеху было! Царь с досады плюнул.


  — Ты дворец мой пакостишь,— говорит.
  И приказал слугам выбросить птиц куда-нибудь подальше.
  Седун к жене приковылял в хлев.
  А на пиру новый слух пошел, будто в лесу водится свинка Золотая щетинка. Царь и говорит:
  — Ну, зятья, поймайте мне свинку Золотую щетинку.
  — Ладно,— отвечают.
  Ноги-то у них болят, они терпят. Взяли кожаные вожжи и поехали.
  А Седун опять жену посылает:
  — Иди, Марпида-царевна, проси у отца вторую кобылу, я тоже поеду за свинкой Золотой щетинкой, я ведь тоже царский зять.


  Марпида-царевна стала просить лошадь у отца, но царь не согласился. Да царица опять заступилась за дочь, жаль стало царевну. Ну, вдвоем уговорили его.
  Седун сел на кобылу боком и опять едет.
  Народ кричит:
  — Смотри, смотри, Седун опять поехал на охоту, а теперь уж лучше сидит, научился. Этот уже обязательно поймает свинку.
  А Седун не обращает на них внимания, едет и едет. Добрался он до ручья, кобылу схватил за хвост и дернул, мясо далеко отлетело, а шкуру повесил на ветку, свистнул-кликнул своего второго коня.


  Прибежал борзый конь. Седун опять вошел в ухо, парился-мылся, в другом оделся-обулся и опять оттуда вышел сильным, красивым и разумным, сел на коня и скоро перегнал свояков. Рассказал он коню, за кем едет на лов. Конь заржал и ответил:
  — Мы с тобой догоним свинку Золотую щетинку. И поймал Седун свинку Золотую щетинку. На обратном пути встретились ему свояки. Стали молить:
  — Продай нам свинку!
  — Продам,— отвечает Седун.
  — А что запросишь за нее?
  — А прошу недорого, снимите со своих спин кожу шириной с ремень.


Подумали, подумали свояки и опять согласились, сняли со спины один у другого кожу шириной с ремень и отдали молодцу. Седун дал им за это свинку с золотой щетинкой и уехал. Привели свояки свинку Золотую щетинку к царю, царю еще пуще прежнего любо, еще больше принялся поить, угощать зятьев.
  Наконец, и Седун воротился. На коленях приполз. Лицо завязано. Ворон, штук сорок, тащит.
  Но теперь Седуна уж не пустили в палаты. И проковылял он в хлев к жене.
  А на пиру пошла молва, будто в поле бегает кобылица в тридцать сажень и у нее тридцать жеребят.
  Царь снова просит зятьев изловить кобылицу и привести жеребят ко дворцу. Согласились они.


  Нелегко было царским зятьям — королевичу и князю: ноги, спина болят, уж и ходить не могут, а все же побоялись ослушаться царя и поехали.
Седун опять послал жену попросить у отца третью клячу, захотел поймать кобылицу вместе со свояками.
  Марпида-царевна пошла к отцу. Тот наотрез отказал, и снова мать заступилась за дочь, велела отдать клячу.
  Седун сел и теперь уже хорошо едет, сидит прямо и рысью гонит лошадь. Удивляются люди; «Вот, мол, смотри, научился ездить».


  Ну, Седун добрался до роднина-ручъя, взял кобылу за хвост, тряхнул ее, тело отлетело, а шкуру опять повесил на ветку. Свистнул, кликнул третьего коня-воронка. Прискакал златогривый коиь. Седун залез в одно ухо, мылся-парился, в другом обулся-оделся и таким молодцом стал, красивым, сильным, разумным. И рассказал коню, что ему надо поймать кобылицу. Конь и говорит ему человеческим голосом:
  — Но знай, добрый молодец, нелегко нам поймать кобылицу. Должен ты взять с собой сито, полное тонких иголок, и бочонок смолы, да еще прихвати конские шкуры и только тогда отправляйся в путь-дорогу к зеленому дубу. Там на лугу пасется моя сестрица-кобылица с жеребятами. Спрячься за деревом и покрой меня конскими шкурами, а шкуры облей пахучей смолой, а потом на них высыпь все иголки из сита. Как сделаешь это, залезай на корявое дерево и глаз не своди с кобылицы. Начнет она меня бить, но об иголки уколется.


  И, как заметишь ты, что умаялась кобылица, опустилась на колени, прыгай на землю, надевай ей золотую уздечку. Тогда станет покорной моя златогривая сестрица, она за тобой пойдет, куда прикажешь, а следом побегут жеребята.
  Седун взял все, что велел ему конь, и отправился в путь. Свояков, конечно, на половине дороги перегнал и полетел дальше.
Ехал, ехал, доскакал до лужка, где стоял зеленый дуб. Подъехал Седун к дубу, смотрит, кобылица и впрямь пасется у речки. Седун покрыл коня-скакуна шкурой клячи, облил смолой и иголками осыпал. Потом то же сделал с другой и третьей шкурами. А сам забрался на высокий дуб.
  А кобылица увидела вороного коня, кинулась да как укусит! Если б не шкуры, смола и иголки, тут бы и смерть ему.


  Вороной лягается, бьет кобылицу по бокам, а у кобылицы в тридцать сажень теперь рот полон смолы, иголок
и шкуры и укусить больше не может. Потом как-то ухитрилась и второй раз укусила, вторая шкура попала ей в рот со смолой и с иголками. В третий раз укусила вороного и опять иголки и смола попали в рот. А вороной только лягает кобылицу. Лягал, лягал, и пала она на колени.
Седун спрыгнул с дуба и взнуздал злую кобылицу. Она покорилась, а жеребята сами побежали за матерью.


  Встретили зятья Седуна и принялись просить его:
  — Продай нам кобылицу!
  — А что вы дадите?— спросил Седун.
Свояки не знают, ничего не могут придумать. Они его не узнают. Думает Седун: «Пальцев с ног нет, кожи на спине нет, что же и взять с вас? Головы с вас не снимешь. Ведь без голов или без рук домой не вернетесь». А за деньги кобылицу не продал. Зятья тут и остались стоять, а Седун поскакал к царю. Издалека заметили его возвращение, ведь у него целый табун жеребят! Пыль облаком идет за ним следом. Отовсюду сбежались люди, открыли конюшню, чтоб помочь зятьям загнать коней. Они ведь не думают, и никто не думает, что это Седун их привел.


  Царь радуется.
  — Лань привели, свинью привели, вот и кобылу в тридцать сажень пригнали мои зятья.
  А про Седуна царь и не вспоминает, не считает за зятя.
  — Ничего, он принесет еще ворон штук сорок,— смеются гости.
  Ну, вышли царь с царицей встречать зятьев и остановились у конюшен. И Марпида-царевна выбежала тоже, приоткрыла свой хлев. Дверь-то была у нее на деревянной петле, скрипела. А кони идут, да не в конюшню, а в хлев Седуна. Люди удивляются и ахают, молодца не знают, думают, кто-то незнакомый. А он зашел в хлев, велел Марпиде-царевне затопить баню и позвать туда отца.


  Ахнула царевна, удивилась, но затопила баню и сказала отцу, дескать, приглашает тебя Седун в баню. А тот отвечает:
  — Не буду я мыться с Седуном, довольно, он уже и так опозорил нас.
  А Седун пошел в баню, подвесил у порога пальцы и кожу со спины у свояков и стал мыться. Царь сидел, сидел и решил со скуки поглядеть на Седуна, да и узнать, не отдаст ли кобылы в 30 сажень. Конечно, не он, Седун, ее поймал. Пошел царь в баню. Только дверь открыл, ударили его по лбу пальцы и кожа.
  — Это что ты тут устроил?— спрашивает царь.
  — А это,— отвечает Седун,— златорогая лань, а это свинка Золотая щетинка,— и шлепнул кожами.— Это ремни из спины у твоих зятьев.


  Царь скорей обратно домой. А зятья только вернулись. Велел царь им снимать сапоги. Нечего делать, зятья разулись, а большого пальца ни у того, ни у другого нет.
  — А ну-ка,— говорит царь,— снимите и рубашки. Заставил снять. А людей тут! Смеху! Люди хохочут кругом. А зятья, понурив головы, стоят,— стыдно им. Рассердился царь.
  — Я,— говорит,— вам и хлева не дам, убирайтесь в свое царство.
  Потом выгнал их вместе с женами, чтоб духу их не было.
  А сам отправился в баню. Там Седун стоит перед царем красивый и сильный. И зажил Седун с царевной весело и дружно.